– Мой агент! Что-то стряслось, мистер Ливингстон? Скажите мне… Я должна знать. Я знала, что это случится… Говорите же! – Она рухнула на стул, побелев как полотно.

– Милая мисс Уилкинс, боюсь, новость действительно не из приятных, но все не так страшно, как вы себе вообразили. Все ваши друзья вполне здоровы, вот только один из старых слуг…

– Говорите прямо! – потребовала она и, заметив его колебание, наклонилась к нему и схватила его за руку.

– Арестован по обвинению в убийстве. О боже! Миссис Форбс, скорее!

Элеонора лишилась чувств, всей тяжестью повиснув на руке, в которую вцепилась. Очнулась она уже на своей постели, полураздетая; кто-то поил ее чаем с ложечки.

– Мне нужно встать, – простонала она. – Мне нужно домой!

– Вам нужно лежать и не двигаться, – распорядилась миссис Форбс.

– Вы не понимаете. Мне нужно домой, – повторила Элеонора и попыталась сесть, но мгновенно рухнула навзничь. Помолчав и собравшись с мыслями, она шепотом попросила: – Вы не дадите мне немного мяса? И глоток вина? – Ей принесли мяса и вина; она, давясь, поела. – Теперь, прошу, принесите мне письма – и оставьте меня. После я хотела бы поговорить с каноником Ливингстоном. Задержите его, пожалуйста. Я скоро… Думаю, полчаса мне хватит. Теперь оставьте меня.

В ее тоне звучала надрывная резкость, и миссис Форбс не на шутку встревожилась, однако рассудила, что сейчас Элеоноре лучше не перечить.

Ей принесли письма, установили лампы, чтобы она могла читать, не отрывая головы от подушки, и оставили одну. Элеонора спустила ноги на пол и встала, пошатываясь: перед глазами у нее все завертелось. Она обхватила голову руками и уставилась мутным взором в одну точку, словно сраженная ужасным видением. Но через несколько минут она решительно села и начала читать. Да, так и есть: какие-то письма не дошли до нее. Некоторые, посланные с оказией, застряли в пути дольше, чем рассчитывали отправители, и до сих пор еще не прибыли в Рим. Другие, посланные по почте, стали жертвами штормов и внезапного снегопада. (Напомним, что в те дни железнодорожного сообщения между Лионом и Марселем еще не существовало: работа почты, так же как и передвижение путешественников, целиком зависела от капризов погоды.) В результате многое из того, что мисс Монро полагала уже известным Элеоноре, таковым отнюдь не являлось, и Элеонора могла строить догадки, лишь сводя воедино содержание всех писем, оказавшихся у нее в руках: одно от мистера Джонсона, одно от мистера Брауна и одно от мисс Монро. Разумеется, последнее из упомянутых было прочитано первым. В нем мисс Монро рассказывала, в какой шок повергло ее известие о том, что при прокладке новой линии железнодорожных путей от Хэмли до ближайшей станции рабочие обнаружили труп мистера Данстера, наспех зарытый в землю много лет назад; покойника опознали не только по одежде, но и по таким нетронутым тлением личным вещам, как часы и печать с инициалами. Шок испытали все без исключения, но больше всех Осбалдистоны – когда к находкам прибавился ветеринарный ланцет с выгравированным на рукояти именем «Эйбрахам Диксон». Далее говорилось, что за несколько недель до скандальной новости мистер Осбалдистон отрядил Диксона в Ирландию на лошадиную ярмарку, где его лягнула какая-то норовистая кобыла, копытом сломав ему ногу, и когда судебные исполнители в Трали пришли за ним, он едва мог сделать шаг.

Дочитав до этого места, Элеонора пронзительно вскрикнула и в голос застонала:

– Ах, Диксон, Диксон!.. А я тут развлекаюсь как ни в чем не бывало!

Ее друзья кинулись к двери на крик, но дверь была заперта изнутри.

– Уйдите, прошу вас, – сказала она, – уйдите сейчас. Я буду вести себя тихо, только уйдите все!

Читать дальше не было сил. Элеонора отложила в сторону письмо мисс Монро и распечатала письмо от мистера Джонсона, датированное более ранним числом – за пару недель до письма гувернантки. Мистер Джонсон также выражал удивление затянувшимся молчанием Элеоноры, которая не ответила на его письмо от 9 января, вследствие чего ее попечители были вынуждены самостоятельно принять решение (весьма разумное, на взгляд мистера Джонсона) и согласились за очень хорошие деньги продать железнодорожной компании часть усадебной земли: именно там, согласно последним изменениям в проекте, желательно проложить новую линию; решение уже согласовано с мистером Осбалдистоном, и т. д. и т. д. Элеонора бросила читать – не иначе ее преследует злой рок! Потом она все же заставила себя вернуться к письму мистера Джонсона и попыталась дочитать его, но слова не достигали ее сознания, и она уяснила для себя только то, что мистер Джонсон намерен был переправить свое письмо мисс Монро, у которой больше возможностей послать его Элеоноре с какой-нибудь оказией, так как на почту надежды нет. Письмо мистера Брауна по своему характеру ничем не отличалось от прочих его посланий: их переписка поддерживалась в память об общем покойном друге, мистере Нессе. К Элеоноре оно попало таким же образом, как и письмо мистера Джонсона, – при посредничестве мисс Монро. Рассеянно пробежав его глазами, Элеонора уже хотела сложить исписанный лист бумаги, как вдруг зацепилась взглядом за фамилию Корбет: «Возможно, Вам интересно будет узнать, что давний ученик нашего покойного друга, пожелавший приобрести Вергилия с итальянскими пометками, назначен новым судьей взамен судьи Дженкина. По крайней мере, к такому выводу пришел Ваш покорный слуга: мистер Ральф Корбет, королевский адвокат, и почитатель Вергилия – одно и то же лицо».

– Да, – с горечью промолвила Элеонора, – он как в воду глядел: мы не были бы счастливы вместе.

За все минувшие годы она впервые допустила в свои мысли некое подобие упрека. Элеонора задумалась о прежних днях, и это удивительным образом помогло ей собраться и дочитать до конца письмо мисс Монро. Вот кто настоящий друг! Мисс Монро немедленно сделала то, что, по ее мнению, сделала бы сама Элеонора, будь она на месте: перво-наперво написала мистеру Джонсону и поручила ему принять все меры для защиты Диксона, невзирая на расходы. Она даже подумывала совершить поездку в город, куда доставили Диксона, и навестить его в тюрьме. Элеонора догадывалась, что героическими усилиями и порывами мисс Монро двигала любовь к воспитаннице, горячее желание по возможности вернуть ей душевный покой, а отнюдь не вера в невиновность Диксона. Отодвинув письма, Элеонора пошла было к двери, потом вернулась и дрожащими руками убрала их в бювар. Когда она вошла в гостиную, на ней лица не было – не